Александр Никонов. Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

на главнуюпредыдущаясодержаниеследующая

В русской армии говорим по-русски



      В Политехническом ВУЗе, который я закончил, была военная кафедра, нас учили на саперов, но лагерей мы не прошли - Хрущев начал всеобщее разоружение страны. Так я и остался - не офицер, но и не солдат. А тут мною, как всегда невовремя, заинтересовался Московский военный комиссариат. Пришла повестка, и слова "будете подвергнуты насильственному приводу", содержащиеся в ней, повергли меня в панику. Надо было спасать себя - "спасаться". Я запасся справкой из аспирантуры, но, не доверяя Вооруженным Силам, я решил не быть годным к службе в них еще и по здоровью. И был прав, потому что, оказывается, забирали на офицерскую службу, и аспирантура бы не помогла.
      Апеллировать я мог на глаза: левый - 1,5, правый - 3, но это было слишком мало, и, кроме этого, на кровяное давление. Когда я активно выступал как штангист, систолическое давление крови доходило у меня до 150 мм. Но это тоже не ахти сколько.
      Поэтому я, выбросив первую повестку, чуть не сказал "стал ждать" - с ужасом стал ожидать вторую, а пока купил очки со стеклами минус 11 диоптрий и тонометр - аппарат для измерения давления.
      Очки в мнус 11 диоптрий я стал носить постоянно, пугая окружающих толстенными стеклами - решил привыкнуть к ним. Достал таблицу для проверки зрения - эту "Ш Б, м н к ..." и так далее до микроскопических букв, и выучил ее наизусть. Изучил по медицинской энциклопедии проверку миопии (близорукости) по световому пятну на глазном дне.
      С тонометром ничего путного не выходило, пока я не понял принципа его действия. Надувная шина-подушка сжимает артерии до тех пор, пока кровь не остановится в артерии руки, а затем снижаем давление, пока кровь не сможет "пробить" это давление. Тогда появляются первые "тоны" в фонендоскопе и первые удары пульса на руке. А до этого я, к своему удивлению, обнаружил полное отсутствие пульса на руке, как будто сердце и не билось.
      - А зачем резиновая подушка, - подумал я, - когда у меня имеются достаточно сильные мышечные "подушки" - мышцы-антагонисты: двуглавая и трехглавая (бицепсы и трицепсы), которые при желании зажмут артерию так, что крови нипочем не пробиться.
      Я попробовал измерять себе давление без надувной резновой шины-подушки, невидимо "включая" мышцы-антогонисты и пульс, а стало быть, и давление стало пропадать начисто. Таким образом, я мог снизить себе давление до любого, почти смертельного значения, например, до 70 на 40.
      Накачивает, скажем, врач шину, а я параллельно "включаю" мышцы. Начинает врач выпускать воздух, а я - отпускать мыщцы так, что при 70 мм ртутного столба появляются первые удары, а при 40 мм - затухают. Человека с таким давлением надо не в армию отправлять, а в реанимацию.
      А глаза я натренировал так, что только при стеклах минус 11-12 диоптрий начинал едва видеть первую и вторую строчку выученной наизусть таблицы. Тогда врач пускал мне в зрачок свет и говорил: "Смотрите вдаль".
      Хрена! - про себя отвечал ему я, и огромным усилием воли начинал рассматривать ободок лупы у самого моего носа. Глазные мышцы работали как мои трицепсы и делали хрусталик как можно более выпуклым. Пятно на сетчатке расплывалось - налицо сильнейшая миопия.
      А до осмотра я подготавливал врачей соответствующим анамнезом или беседой о хилости своего здоровья.
      С каждым годом близорукость все усиливается, книги у самого носа читаю! Вот что ученье со мной сделало! - это я окулисту.
      - Хожу как во сне, засыпаю на ходу, а если жарко или воздух сперт - падаю в обморок! - симулировал я сильнейшую гипотонию терапевту.
      Врачам надоело со мной мучиться, и они признали меня негодным к военной службе. Выдали мне документы на руки и сказали: - "Неси в военкомат сам!".
      - А если я потеряю? - наивно спросил я.
      - Да ты скорее голову потеряешь, чем эти документы! Они для тебя дороже золота - это твое освобождение от армии! - посмеялись врачи.
      Я донес документы до военкомата в целости и сохранности. Только едва не валясь с ног - я не пропустил ни одной пивной по дороге до военкомата.
      Я не стал делать из моих методов секрета и научил им всех страждущих, которых считал достойными избежать военной службы. И эти мои методы помогли почти всем, кого я им обучил. Прослеживая будущее этих людей, я убедился, что не зря давал свои советы - избавясь от армии, они стали достойными, где-то даже известными людьми, приносящими пользу людям и без военной службы. А за советы - простите, но ведь тогда у нас была страна сплошных Советов!
      Но на три дня лагерной военной подготовки или "сборов" меня все-таки взяли. Вместе с такими же "инвалидами", как и я. Эти три дня беспробудной пьянки забыть будет трудно. Помню только, что я, в очках со стеклами минус 11, постоянно спрашивал у офицера, обучавшего нас обращению с противогазом:
      - Товарищ майор, а очки куда надевать - поверх или подниз противогаза? У меня, видите ли, стекла минус 11, я ничего без очков не вижу. А поверх - очки не лезут, подниз - не помещаются! Боюсь, я без очков по своим стрелять начну!
      Бедный майор потел и краснел, но ничего ответить не мог, кроме одного: "В уставе не записано!".
      Но я не отставал:
      - А если не записано, то, что мне - по своим, что ли, стрелять?
      Смеялись так, как на концертах Райкина, даже больше. Я не понимаю, почему такой "выгодный" сюжет прошел мимо наших юмористов?
      И еще - в лагерях я поверил в принципиальность нашего офицерства. Дело в том, что там я познакомился с коллегой по "сборам", армянином по-национальности. Он узнал, что наш командир - майор, тоже армянин. И решил уйти в город в увольнение без очереди.
      Вот смотри, - говорил он мне, - я обращусь к нему по-армянски, и он отпустит меня.
      - Ахпер майор! - отдавая честь майору, заорал мой коллега по-армянски, что означало: "Товарищ майор!". Дальше должна была следовать просьба об увольнительной. Но майор не дал ему закончить. С невозмутимостью какого-нибудь индейца Виниту, и, не отдавая чести, он произнес на ломаном русском языке (ибо другого он не знал!):
      - Руским хармим гаварим па руским! - что должно было означать: "В русской армии говорим по-русски!".
      Спасибо тебе, безвестный товарищ майор, за принципиальность, и за то, что не пустил своего изворотливого соотечественника в увольнение! Больше бы таких принципиальных офицеров в "руским хармим"!
      Я с нетерпением ждал моего возвращения в "Пожарку". А вдруг Таня уйдет куда-нибудь "налево". Я почему-то постоянно стал ревновать Таню, что раньше у меня замечалось только эпизодически, вспышками.
      Зная как она любит мужика, я нет-нет, да и представлял ее с другим. Мне трудно это вообразить себе сейчас, но говорю по памяти - это невыносимо! В этот раз все окончилось благополучно, но были моменты, когда только чудом дело завершалось без кровопролития.
      У меня была своя комната (которую Вадим покинул еще до нового года), а Игорька, видя такой расклад дела, забрала к себе Танина тетка Марина. По счастью она работала в том же детском саду, куда ходил мальчик. Мы были предоставлены себе и пользовались этим сполна.
      В теплую погоду - это уже в мае-июне, ходили на пруд на Яузе, что был в сотне метров от дома. Купались, выпивали, наслаждались созерцанием друг друга в купальных костюмах. Потом бежали домой, запирались на полчасика, и передохнув - снова на пруд.
      Иногда почему-то Таня уводила меня не домой, а в заброшенный яблоневый сад неподалеку. Мы стелили там наш половичок и занимались тем же, что и дома. Таня смотрела своими светло-голубыми глазами в небо, они сливались по цвету с весенним небом, и улыбаясь, пела песню яблоне, что росла над нами, признаваясь ей в любви... Неужели это действительно было когда-то?
      Я был бы неблагодарным, человеком, если бы не упомянул об успехах еще на одном фронте, пожалуй, важнейшем - научном. За февраль-март-апрель мы подготовили скрепер к испытаниям снова. "Косу" и все мало-мальски заметные и ценные вещи сделали съемными, датчики закамуфлировали грязными бинтами на клею. Бульдозер чаще всего отгоняли домой - до полигона было километров пять-семь, и бульдозер проходил их своим ходом меньше, чем за час. В середине мая мы начали серьезные испытания.


на главнуюпредыдущаясодержаниеследующая

  © 2003--2005 Парецкая Елена Сергеевна. All rights reserved



короб, напольный кабель-канал, кабельные каналы, плинтус
Rambler's Top100HotLog
Hosted by uCoz