Александр Никонов. Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Крамольные мысли...
Постепенно пылкая страсть к Тамаре Федоровне стала затихать, и печальную роль в этом сыграла ее беспричинная ревность. Есть ревность - значит должна быть и причина, - решил я, и возобновил свои поездки в Москву. Во-первых, я действительно подзабросил свои научные связи в Москве, во-вторых, меня очень тяготило "замораживание" отношений с Тамарой Ивановной. Я ее продолжал любить, и без нее мне было трудно. Да и вообще - вместо одной "взрослой" жены приобрел вторую, да еще и ревнивую - куда это годится для "вольного казака"?
Мой "побег" из семьи не остался не отмщенным "женской фракцией" института. Институтские дамы устроили настоящий бойкот Тамаре Федоровне, и та вынуждена была уйти с преподавательской работы в бюро переводов при областной библиотеке. Надежда на получение квартиры от института накрылась окончательно.
Прибыв в Москву, я позвонил Тамаре Ивановне во ВНИИТоргмаш и попросил "аудиенции"
- Ресторан "Прага", семь вечера; встреча у входа, - получил я деловой ответ.
Тамара встречала меня так, как будто и не было перерыва в наших отношениях. Я рассказал, что разводился, и мне было не до поездок. Тамара внимательно посмотрела мне в глаза и поинтересовалась, чем был вызван этот шаг. Взгляд мой блудливо забегал, и я наплел что-то про эффект "критической массы" отношений.-
- Все ясно! - жестко сказала Тамара, - загулял в Курске, город маленький - вот и "критическая масса". А сейчас все это надоело, и опять приплелся ко мне! Что ж, я - женщина отходчивая и прощаю тебя!
Мы как голубки поцеловались прямо в зале ресторана, и поехали в Мамонтовку.
- Ну, что, зятек, болтает тебя как дерьмо в проруби? - ехидно спросила тетя Полли, когда снова увидела меня в своей квартире.
- Маменька, не хамите профессору! - шутливо заметила ей Тамара и завела меня в свои апартаменты.
Знакомая любимая комнатка, зелень, лезущая прямо в раскрытое окно, наша постель, видевшая столько любви! Зачем было все это бросать и менять "шило на мыло", простите за вульгаризм! Жениться на Тамаре и переехать в Москву! Но тут же вспомнил Аликово: "Слопает она тебя и не моргнет!" и немного притих в своих мечтаниях.
А утром, до похода в ресторан я, конечно же, посетил Моню в ИМАШе. Мой друг был возбужден, восторжен и романтичен - оказывается, он познакомился с юной девушкой - художницей и влюбился в нее. И, как уверял Моня, она - в него тоже.
- Я тебя должен обязательно с ней познакомить, ты тоже влюбишься в нее! - плел какую-то ахинею Моня. А может и не совсем ахинею - нация-то у Мони хитрая! Затеивает, небось, какую-нибудь комбинацию!
Дело в том, что Моня за долгие годы брачной жизни, практически не изменял жене, хотя и не любил ее. Женился он "в отместку" своей любимой невесте, которая бросила его почти перед свадьбой и вышла за другого. Ну и Моня тут же женился на первой подвернувшейся девушке. "Одноразовое" совращение его Тамарой Ивановной, было единственной его изменой жене, если это можно так квалифицировать. А тут - невооруженным глазом видно, что влюбился.
Моня как на духу выложил мне, что его Ольга - француженка по национальности, внебрачная дочь скрипача-француза, учившегося в Московской Консерватории. Она необычайно талантлива - прекрасно рисует, поет и играет на гитаре. Работает в Большом театре бутафором-декоратором. Ей всего двадцать один год, а выглядит она еще моложе. Зато страстна необыкновенно: сама звонит в ИМАШ в лабораторию и прямо во время работы тащит его к себе домой на Таганку. Потом, правда, отпускает, опять же, на работу. Вечерами они могут встречаться лишь урывками - Моне надо спешить в семью.
- Так что, она тебе девушкой досталась? - поинтересовался я.
- Нет, какой там девушкой! - отмахнулся Моня. - Она успела переспать с такими известными артистами, - и Моня назвал мне две фамилии очень известных и любимых народом артистов с таким пафосом, как будто это он сам переспал с ними.
Назавтра я приехал из Мамонтовки в ИМАШ уже с собранным портфелем, готовый вечером уехать в Курск. Моня тут же повел меня на встречу со своей Олей. Эта встреча, оказавшаяся роковой для меня, так и осталась у меня в памяти: солнечный, но не жаркий день, сквер перед Политехническим музеем, зеленая скамейка в сквере...
- Запомни - ты фотограф из ИМАШа, начальник фотолаборатории; я - работаю у тебя, ты мой начальник!
- Зачем тебе это вранье, ты же фотографировать не умеешь! - упрекнул я его.
- Так надо, так надо! - делая страшные глаза, прошептал мне на ухо Моня, потому, что со скамейки встало и направилось к нам интересное существо, увидеть которое я никак не ожидал.
По рассказу Мони я нарисовал себе портрет, этакой "девицы-вампа", страстной высокой брюнетки в теле, с яркой косметикой на лице и массивными серебряными украшениями на руках и шее. Еще бы - француженка, художница, соблазнительница!
А к нам подошла с виду школьница, маленького роста худенькая блондинка с короткой стрижкой, огромными серо-голубыми глазами и полными розовыми губками. Форменная малолетка! Одета эта малолетка была в потертый до дыр голубой джинсовый костюм и мальчуковые ботинки. Ни следа косметики, ни одного украшения! Было даже немного непонятно - девочка или мальчик это.
Она поцеловалась с Моней, за руку жеманно поздоровалась со мной и неожиданно низким голосом сказала:
- Привет, фотокоры! Как жизнь? - как будто мы были ее сверстниками, а не солидными учеными, намного старше ее возрастом.
- Да все щелкаем затворами, - осторожно ответил я, вспоминая, чем же все-таки занимаются "фотокоры".
- А затворы-то все оружейные! - подыграла мне Ольга, и я, смутившись, посмотрел на Моню.
- Скажите правду, мальчики, - Оля встала между нами, взяв нас обоих под руки, - небось, на КГБ работаете?
Я в ужасе отвел взгляд с памятника Дзержинскому, стоявшему на площади перед зданием КГБ, и, в свою очередь, подыграл Ольге:
- Он, - я указал на Моню, - из Госстраха, а я - указав на здание КГБ, - из Госужаса!
Оля громко захохотала, а Моня шикал на нас, пугливо озираясь по сторонам.
- Приглашаю вас на пятнадцатый этаж в "Огни Москвы"! - вдруг предложил я. - Отличная погода, приятная встреча; посидим, выпьем, и может мне удастся завербовать Олю! - пошутил я. Долгий внимательный взгляд Оли дал мне понять, что шутка дошла до нее по прямому назначению.
Моня отказывался, тараща глаза и уверяя нас, что он на работе, но мы его уговорили. Я не знаю человека, которого первое пребывание в кафе "Огни Москвы" не восхитило бы, особенно если находишься на веранде. Хотя бы после "разгрома" гостиницы это чудо сохранилось, как впрочем, и сама гостиница! Оля была на пятнадцатом этаже первый раз, и на ее художественную натуру это посещение произвело большое впечатление. Плюс шампанское и привлекательная компания.
Посреди трапезы Моня забеспокоился и заспешил на работу. Оля хватала его за руки, что-то шептала ему на ухо, и до меня донеслось только слово "Таганка", но кавалер был неумолим. После ухода Мони, Оля матюгнулась на его счет, и мы продолжали нашу встречу вдвоем.
Меня удивила коммуникабельность Оли - она первая перешла со мной на "ты", даже "брудершафт" не понадобился; сразу же стала использовать в разговоре "ненормативную" лексику, причем делала это с большим изяществом. Моню от ее словечек аж в краску бросало - сам он, взрослый мужик, никогда не использовал мата. В довершение всего, Оля курила сигареты - и готов образ этакой интеллектуальной дюймовочки-"эмансипэ". И женственности в этом образе было маловато.
Наконец, мы покинули кафе, и Оля попросила проводить ее на Таганку. Поезда мои отправлялись поздно вечером, и мы прошли на Таганку пешком. Спустились на набережную Москвы-реки, перешли Устьинский мост через Яузу, и по Николоямской добрались до Земляного вала. Перешли его, и тут Оля остановилась у магазина.
- Давай зайдем ко мне и выпьем немного, - совсем по-детски, надувая губки, попросила Оля. - А то у меня ничего нет дома!
Мы зашли в магазин, купили вина - мадеры, которая, оказывается, нравилась нам обоим, и какую-то закуску, совершенно не интересовавшую Олю.
- От этого Мони ничего не дождешься, - жаловалась мне Оля, - ни посидеть с ним, ни полежать толком не получается! Тут же бежит к своей нюшке! - обиженно надула губки дюймовочка.
Дом Оли размещался на Большом Дровяном переулке, в двух шагах от Садового кольца. Квартира на бельэтаже, двухкомнатная коммунальная. Оля занимала большую комнату с альковом, а соседка - старая бабка, "коммунистка", как называла ее Оля, - маленькую.
Вот и черного кобеля привела, - как бы невзначай пробормотала бабка, - а то все рыжий ходит... Но Оля так шикнула на "коммунистку", что та мышью юркнула к себе в комнатку.
© 2003--2005 Парецкая Елена Сергеевна. All rights reserved
на главную
